Потом наступила весна, и я два месяца сидела на солнце, взращивая внутри
себя тишину и тепло. Я вся загорела и облупилась. Бабочки и птицы
принимали меня за дерево – так неподвижно я сидела и так тихо себя вела.
Время замедлилось до предела, и весь мир был как бы в режиме слоу-мо*:
день на вдох, ночь на выдох. А потом я встала и пошла. Куда я пошла – это
вопрос философского порядка.

Мне хотелось избавиться от всего барахла, которое у меня накопилось. Зачем
мне цветастые полиэстеровые платья? Зачем дешевая бижутерия? Зачем
книги, которые я не читаю? Зачем люди, которые мне не звонят?..
Почти все вокруг говорили, как они повзрослели: кто на пол-жизни, кто на
жизнь. Один из говорящих, наконец, понял, в чем скрывается смысл, другой
почувствовал себя нужным, третий нашёл своё предназначение. Никто не
говорил о том, что впал в детство. Не говорила об этом и я. Зачем говорить?
Детство принято идеализировать, а то, что ты почти ничего не знаешь, почти
ничего не можешь и на каждом шагу сталкиваешься с бессилием и
несправедливостью – это все побочные эффекты, о которых не принято
говорить. Я ничего не поняла, ничего не нашла, я впала даже не в детство, а
во младенчество. Поэтому, когда мне позвонил стоматолог и спросил, нужны
ли мне зубы мудрости, я решила, что я и без них прекрасно обойдусь. Зачем
младенцам зубы? Им порядок нужен, а не зубы.
– Только мы Вам наркоз вколем, – сказал доктор. – А то Вы ещё нам суету
наведёте, как всегда.
– Что Вы, доктор, я в анабиозе, – сказала я.
– Знаем мы Ваш анабиоз, – не поверил мне доктор.
И последнее, о чем я подумала перед тем, как заснуть – это то, что если я
наведу порядок, то мир, может быть, починится.– Сейчас потолок затанцует, – предупредила красивая медсестричка.
Потолок затанцует… А что он затанцует? Шопен танцевал мазурку, а я
танцую фокстрот. «Затанцует, а там, глядишь, и споёт» – пронеслось в моем
ускользающем сознании. – «Его бы, наверное, взяли в оперетту на пол-
ставки, вечно там недобор». А как только я проснулась, мне позвонила моя
самая юная и самая очаровательная подружка и сказала:
– Мне нужен совет мудрой женщины.
– Поздно, здесь такие больше не живут – ответила я. – Нет зубов – нет
мудрости.
– Ну, тогда давай хоть глупый совет, – не унималась она. – Только давай
встретимся, пожалуйста.
И мы встретились на панакоту с кофе, ведь больше ничего съесть у меня бы
не получилось.
– Как жить в этом дурацком мире? – спросила она. – То новости, то тревога, а
то Серафим меня бесит.
Я захохотала впервые с начала войны.
– На каждую новость полагается донат, – искренне посоветовала я. – Тревоги
без отбоя ещё не бывало, а Серафима можно кропить святой водой.
– Смеёшься, – удовлетворенно сказала она, – значит, ещё поживешь. Это все
ерунда. Я просто хотела посмотреть на тебя без зубов.
– Тебя я возьму в свой Ноев ковчег, – решила я.
– Что? – не поняла она.
– Это я после наркоза всякую чушь говорю, – пояснила я. – Не обращай
внимания.
И мы сидели, вздыхали, ели и смотрели друг на друга, грустные и
совершенно живые.
_________________
*англ. «slow mo» – «slow motion» – замедленное движение

Публікується мовою оригіналу

Ілюстрація – фото Li Potopalskaya